Валентина Ульянова.

Запретный плод.*

И сказал змей жене: нет, не умрете, но... будете, как боги...
Быт., 3, 4-5.

Один из отцов уподобляет сердце норе, полной змей.
Змеи эти - страсти. Когда показывается что страстное
из сердца - это то же, что змея голову высовывает из
норы. Бей ее по голове именем Господа... И всякую бей.
Святитель Феофан Затворник.
Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться?

Давным-давно, лет пятнадцать назад, началась эта история. Многое тогда изменилось в нашей бедной, тогда насильственно атеистической стране, и люди вдруг поняли, что духовность - это вовсе не склонность к классической музыке, ко всяческим книгам и театрам, что слово "культура" имеет корнем "культ", а атеизм - это вовсе не последнее слово развитого интеллекта. Словом, многим открылось, что духовный мир - это такая же реальность... как яблоко на столе.

Ах, вовсе не так все просто, но человек иногда бывает так ужасно, самоубийственно слеп! Ведь нечто подобное яблоку оказалось некогда поистине запретным плодом и принесло смерть!

Вот и та, о которой я поведу рассказ, назовем ее Нина, в то время не разглядела, к какому плоду потянулась ее рука. Почему? Боюсь, никто не ответит на этот вопрос. Глубока человеческая душа, и видит ее только Бог, но Он не посягает на свободу воли ее, хотя и вразумляет и зовет. И каждый слышит, но не каждый слушает...

Впрочем, вернемся к нашей истории.

Нина была врачом, невропатологом и гомеопатом. И все складывалось у нее просто замечательно. В свое время она догадалась выбрать перспективную специализацию, с отличием окончила институт, устроилась на хорошую работу, вышла замуж за одного из коллег... И все это сделалось как-то само собой: она была умна, и хороша собой, и доброжелательна в обращении, так что не только близкие, но и пациенты любили ее и - охотно записывались к ней на прием. А так как поликлиника была платной, то и за квартирой для молодой семьи дело не стало, и особых финансовых проблем, в ту эпоху повальной нищеты, они не имели...

И вот, среди всего этого благополучия, на Нину свалилось то, что она посчитала "даром". Во время приема она неожиданно "почувствовала" диагноз болезни на расстоянии, затем вдруг услышала мысли своего пациента - и уверилась в правильности своего "впечатления". Это было так эффектно! Так увлекательно... Скоро собственные новооткрытые способности совершенно захватили ее, она стала читать книги о подобных явлениях, о всяком "нетрадиционном" целительстве, многое пробовала на практике... И ничто ее не тревожило: ей казалось, что она развивает свою силу духа, и притом с самой хорошей целью - помогать больным. Ей, в отличие от других, это было дано! Кем дано, ей не думалось.

И очень скоро она научилась подключаться к "космической энергии", чтобы пополнять свою. Что это за невидимые "космические силы", ей тоже как-то не думалось…

Вот так и случилось, что Нина открыла себя, как преданный замок, своим врагам. Она сама, медитируя, заставляла молчать свою волю, свое внимание, ум - складывала все оружие, что дано нам Богом для защиты от извечных наших врагов, - и сама, добровольно, открывалась влиянию тех, о которых не знала ничего. Не знала, что духовность может быть и отрицательной, что в мире духов действуют не только добрые силы, что энергия может быть не дарованная, а грабительски украденная. Слепая, она уверенно ходила над пропастью и звала и толкала туда других... Видно, в этих делах важен не ум...

Но если ты отдаешь свою жизнь разрушителям, то они ее и разрушат. Если ты спускаешься в ад, то пламя его не может не опалить тебя.

У Нины начались неприятности.

Странный недуг обозначился у мужа, и даже коллеги не смогли поставить диагноз. К тому же отчего-то и относиться они к ней стали иначе, какая-то напряженность возникла... Постоянно недомогающий муж сделался капризен, обидчив, совсем не похож на себя. Нине казалось, что она теряет его, единственного родного человека... Кто-то посоветовал им креститься, и она так и поступила. И мужа уговорила. Но о своих магических опытах священнику не рассказала: ей показалось, что это его совсем не касается. Да, ей так показалось...

И ничто не изменилось в ее жизни, ведь она ее не изменила.

А потом подкралось к ней то, что разрушило все ее представление о себе.

В их поликлинике появился новый врач. Молодой, и красивый, и веселый, и очень самоуверенный. Причем, как это, впрочем, часто бывает, последнее, отнюдь не положительное качество придавало ему неотразимое обаяние. Молодые незамужние сестрички пришли в состояние ажиотажа, да пожалуй, и не только они... А Нина, наша темноглазая красавица, очень скоро почувствовала на себе его радостное, но, увы, недвусмысленное, внимание.

Сначала это ее возмутило: она замужняя порядочная женщина, как смеет он ее так унижать?! Однако ее негодования он как будто не замечал. В холле, в столовой, на "пятиминутных" совещаниях - всюду он не упускал случая присесть возле нее, спросить ее мнение, обернуться к ней, проводить ее взглядом, - и все это прилично, как бы слегка отстраненно, для посторонних невнятно. Она начала разговаривать с ним подчеркнуто сдержанно, даже холодно. Не помогло. Она возмущалась, удивлялась, тревожилась... А время шло. И наступил момент, когда Нина почувствовала удовольствие от такого настойчивого внимания: в глубине ее сердца на него откликнулось нечто, до того момента надежно скрытое там, - откликнулось удовлетворением и одновременно желанием, подобным жадной жажде, - и тут же снова затихло, спряталось, словно и не было ничего. Но Нина знала о сюрпризах подсознания, и все это ей очень не понравилось. Стоило ей утратить власть над собой и взять хоть одну неверную ноту, как вся поликлиника немедленно переполнится сплетнями. И где будет тогда доброе имя ее и мужа?! Даже мысли об этом нельзя было вынести. К тому же она действительно - да! - любила супруга, и дорожила им, и оттого еще более мучительно и непостижимо было то, что происходило с ней.

И Нина со всею силой своей женской и интеллигентской гордости принялась внушать своему подсознанию, что ей нет никакого дела до "этого человека". Внушения перешли в медитацию, и она как будто успокоилась.

А через день, увидев в конце коридора высокую темноволосую фигуру, почувствовала, как содрогнулось и упало в ней сердце. Она не могла его спокойно видеть! Он, конечно же, это сразу понял и, проходя, улыбнулся ей с такой теплотой в глазах, что в ответ вновь подалось в ней сердце. Нина отвернулась, поскорее закрыла за собой дверь кабинета и как во сне начала прием. Но все не ладилось в этот день.

Первой вошла девица, которую Нина уже лечила полгода назад. Ей было теперь гораздо хуже, чем в прошлый раз. Рецидив! И какой странный... А если думаешь, что я плохой врач, то зачем ты ко мне пришла?! - с досады чуть было не спросила Нина вслух. Но вовремя сдержалась. Выписала другое лекарство и еще раз объяснила, как правильно медитировать. Лицо девушки сделалось недовольным, но мыслей почему-то не было слышно. Нина слегка удивилась. Впервые ей пришло в голову, что она слышит не все. Даже когда очень внимательно слушает. Что же это?!

Вот и "тот человек"... Да, она слышит его мысли о ней, но разве она понимает его?! На что он надеется? Или и в самом деле - влюблен?..

И так целый день лихорадка помыслов возвращала ее к нему.

После приема она поняла, что боится выйти из кабинета. Она не хотела видеть этого человека, ведь он уверен теперь, что она отвечает ему взаимностью, а она... ненавидит его. Но бессильна это ему доказать: то, что таилось в ней, было ей неподвластно и могло предать и выдать ее в любой момент. Это было невыносимо.

Она задержалась у себя, пока все не ушли, и все это время медитировала. И наконец овладела собой.

Но на следующий день все повторилось. Он был так почтительно сдержан, так деликатно, но недвусмысленно внимателен, так красив, так притягательно было его обаяние, что все ее силы ушли на то, чтобы безупречно себя вести, чтобы только заставить себя не смотреть на него неотрывно. Ну почему, почему он не оставит ее в покое?! Ведь она же всячески дает ему понять, что не хочет его и знать! Даже грубила, не здоровалась... Обидится, разозлится, а потом - как с гуся вода. Что за человек! - отчаивалась она, и вновь и вновь медитировала...

Но не помогала медитация. Все повторялось снова, и снова, и снова, и все сильнее, все невыносимее... Так проходили дни, недели, месяцы.

Наконец Нина с парализующей ясностью поняла, что воля ее - бессильна, что желание, или нежелание ее - ничего не значат, что ум ее - это одно, а сердце - совсем другое, и оно совершенно не подвластно ей. Оно командовало ею. Оно, как настоящий вампир, хотело лишь одного: ненасытно впитывать нежность, с которой "тот человек" относился к ней. И больше ничего не хотело знать. Если оно не получало своего, то прямо-таки разрывалось, и немил становился свет. А если получало, тогда от стыда и унижения терзался её гордый ум. И не было ни просвета, ни выхода. Да это ад, - думала Нина, - настоящий ад!

Она стала молиться. Но она не умела обращаться к Богу. Она даже не замечала, как ее молитва, привычно направленная как медитация, в мистическую неизвестность, - и превращалась в безвольную, автоматическую медитацию. Затвержденные навыки стали ловушкой, не выпускавшей ее. Она не умела покаяться, не умела воззвать к живому, слушающему Христу, смиренно и просто обратиться к Нему, - и хотя Он был, конечно, недалеко, Он оставался для нее недоступен. И ее молитва не помогала ей.

Наверно, не будь у Нины глубочайшего чувства собственного достоинства и немалой, изрядно подкормленной "запретным яблоком" гордости (последнее, конечно же, не добродетель, но в жизни частенько приходится выбирать не между грехом и праведностью, а между двумя страстями, и не всегда это во вред), - не будь этого, ее история кончилась бы совсем иначе. Но неприглядность измены невыносимо претила ей очевидным унижением и нечистотой. И она, точно загнанная, металась в безобразной ранящей западне: она хотела того, чего не хотела. Это было ничуть не легче физической боли: невидимые, но совершенно реальные, вертящиеся лезвия противоречий снова и снова пронзали ее - и наконец довели до грани отчаяния - именно туда, где почти любой склоняется перед Богом. Перед Спасителем.

Думаю, именно это и было ей нужно, чтобы разрушить глухие стены, воздвигнутые медитацией, чтобы пробиться сквозь них возрожденной волей, - и из осознанного бессилия воззвать ко Христу, как к последней надежде и единственной помощи.

И вот однажды, вернувшись домой, она заперлась в своей комнате и, сломленная, в слезах, упала перед иконой.

И помог Господь.

Нина вдруг почувствовала, что - не материально, а духовно, словно бы открыв другие ее глаза, - Некто явился перед ней, и хотя она не могла, не достойна была ясно видеть Его, но ощутила Его сладостное величие, а себя перед Ним - маленькой и бесконечно нечистой. А Он провел неким мечом, - и этот духовный меч раскрыл для нее ее сердце, - и она увидела его изнутри. На срезе извивались и копошились омерзительные белесые змеи...

Видение кончилось, а Нина все стояла на коленях перед иконой, точно оцепенев.

Да, она никогда не знала себя. Всегда обманывала себя. И ей нечем, совершенно нечем гордиться, а надо плакать и каяться... И она заплакала снова, и это было началом ее настоящей жизни.

Да, жизнь, рожденная Богом, побеждает все.

...Я познакомилась с Ниной много лет спустя. Мы стояли в долгой очереди к чудотворной Почаевской иконе Божией Матери, привезенной ненадолго в Москву. Сначала несколько человек впереди меня вслух читали акафист, причем мы вместе пели припевы, а потом завязался тихий духовный разговор, и милая женщина средних лет в опрятном светлом платке на почти седой голове с мягкой улыбкой призналась:

- А я была экстрасенсом, начала даже слышать мысли людей. А потом подумала: а кто я такая, чтобы слышать то, что думают другие? Чем я лучше их? Да я хуже... И сразу все кончилось, больше не стало никаких голосов.

И улыбнулась кротко.

Поистине, смиренного не коснется соблазн.