Валентина Ульянова.

О Царствии Божием,
Или
о том, чего не было, но что должно было быть.*


Изведи из темницы душу мою, исповедатися имени Твоему.
Пс. 141, 8.

Иван Хохлов. "Одиночество"

Так молился пророк Давид. Конечно, говоря о темнице, он имел в виду себя и ту пещеру, где прятался от своих гонителей, но одновременно - и те страх и страдания, которые охватили душу его, преследуемого так беспощадно.

Однако всякий раз, когда я читаю или слышу эти слова, мне кажется, что у нас, живущих современной суетной жизнью, другая темница - это бесчисленные дела и заботы, которые отгораживают нас от Бога стеной непроницаемой.

И тогда вспоминается мне одна история, происшедшая на самом деле, в наше время, по соседству с нами... История о том, что было, и что должно было быть, и о том, чего не было, потому что было то, чего не должно было быть... Я выразилась не слишком ясно? Что ж, вообще-то неплохо, если мы воспринимаем жизнь как загадку, которую требуется разгадать. Хуже, когда всё в ней представляется предельно понятным и простым, словно задачка, решённая раз и навсегда. Определённо, такая “самодостаточность” - это болезнь нашего века. Большинства из нас. Не избежала этой печальной уверенности в себе и та, о которой я поведу рассказ, поверьте, отнюдь не фантастический. Всё так и было... или почти что так...

Ну, знала-то моя героиня на самом деле немало. Что ни говори, а филологический факультет университета что-нибудь да значит. К тому же работала она в одной из богатейших библиотек столицы, так что возможностей для расширения кругозора было у нее предовольно. И она ими не пренебрегала, только, боюсь, не совсем правильно использовала...

Вижу, что здесь я должна остановиться и прямо сказать, что очень ее люблю. Это добрейшей души человек, умница и оптимистка, несмотря на то, что жизнь ее была не слишком-то сладка. Бесконечная суета между домом, работой, детскими садиками, магазинами, школой, поликлиниками, болезни детей, собственные болезни, на которые не хватает времени, беспросветные нудные хозяйственные заботы, проблемы мужа и с мужем, нелады на работе, проблемы с детьми... - кому из замужних женщин не знакома эта гонка на выживание! У кого не бывало крушений на ее виражах! Бывали и у Анечки времена, когда жизнь становилась ей немила, вдруг потеряв и без этого едва различимый смысл. В одну из таких минут и послал ей Господь подругу, научившую ее вере в Бога. Та просто привела ее в церковь и сказала:

- Будешь ходить сюда - и все изменится у тебя.

И действительно, в Божием храме что-то такое почувствовала она, что даже сразу стало полегче.

И Анечка стала по воскресеньям сюда ходить, прочитала Евангелие и катехизис, поисповедалась, причастилась - и убедилась, что страдание и тревога от нее действительно отступают, словно отведенные прочь невидимой всесильной рукой. И осталась в Церкви.

Вернее, она стала ходить, когда положено, в Божий храм, даже со временем начала соблюдать посты, а жизнь ее по-прежнему бежала-торопилась вперед... И что это сделал со своим временем нынешний человек?! Даже когда оно у него есть, его все равно как будто нет. На самое главное...

...Потом ей казалось, что все началось именно накануне, субботним утром третьей седьмицы Великого поста, когда ей пришлось отправиться на работу (ведь большие библиотеки открыты почти всегда). То ли посезонному неустойчивая погода менялась, то ли проявился весенний авитаминоз, то ли уже сказывался строгий пост, трудно было понять, только чувствовала Анна себя, словно была кусочком желе. Она и по платформе метро брела в полусне, как вдруг... сумка у нее на плече стала значительно легче. Анечка сразу же поняла: вытащили кошелек. В сумке он один из-за мелочи весил настолько чувствительно. Она обернулась - и увидела двух цыганок, как ни в чем не бывало стоящих возле нее. В ту же секунду двери подъехавшей электрички с шумом раскрылись и одна из экзотических женщин стала на самый порог, спиной прижимая дверь.

- Отдайте кошелек, - без всякой надежды на эффект сказала ей Анна.

- Какой кошелек?! - возмущенно воскликнула та.

На ее обильной одежде было столько складок, оборочек и слоев, что в них свободно можно было бы спрятать не меньше дюжины кошельков.

- Осторожно, двери закрываются... - провозгласил громкоговоритель.

Анечка поняла: если она войдет в вагон, то цыганка выскочит вон, или - наоборот. Пассажиры стояли вокруг с отсутствующими лицами. Никто не хотел связываться. У Анечки не было ни единого шанса. Тогда она молча вошла в электричку. Цыганка мгновенно метнулась вон, двери захлопнулись, поезд тронулся.

Анечка огляделась. Все вокруг отводили глаза.

Сдерживая дрожь, она принялась вспоминать, что было в кошельке, и к горлу подкатился ком. Полторы тысячи рублей, не считая мелочи, проездной, пилочка для ногтей, дисконтные карты... И эти - вокруг - стоят, точно и не поняли ничего! И мужчины! Вырождение какое-то!


Иван Хохлов. "Ангел"

Не стой она на виду у всех, она бы разрыдалась, от обиды, от злости, от беспомощности... Никто даже не посочувствует!

А между тем, сочувствующий был. Совсем рядом с Анечкой стояло еще одно существо, расстроенное ничуть не меньше нее. Ее Ангел-хранитель. Ему-то не надо было скрывать своих слез. Только плакал он совсем не о том, и многое вспоминалось ему...

Век четвертый от Рождества Христова...

Однажды обкрадывали авву Евпрения: он помогал ворам выносить из келлии находившееся в ней. Воры вынесли все, и, забрав вынесенное, пошли. Только жезл старца остался в келлии. Старец, увидевши это, опечалился. Взяв жезл, он пошел за ворами и отдавал им жезл; но они не хотели принять его по подозрению какого-нибудь умысла против них в действии старца. Старец, встретившись с некоторыми людьми, шедшими по той же дороге, упросил их взять жезл и передать его ворам...1

Однажды преподобный Макарий, в то время, когда он проживал еще в Египте, застал в своей келлии вора, похищающего вещи, находившиеся в ней. Снаружи, около келлии, был привязан осел, на которого вор накладывал украденные вещи.


Преподобный, увидя это, не дал понять вору, что он домохозяин, но показался как бы чужим. И не только не воспрепятствовал вору, но даже сам стал ему помогать брать вещи и класть их на осла. Потом с миром отпустил его, размышляя в себе:

- Мы ничего с собой не принесли в этот мир, - ясно, поэтому, что мы ничего не можем и унести отсюда. Все нам дал Господь, и как Он желает, так все и происходит. Да будет благословен Бог во всем! 2

Рассказывали о смирении блаженного Спиридона, (святителя Тримифунтского), - как он, будучи святителем и великим чудотворцем, не гнушался пасти овец бессловесных и сам ходил за ними. Однажды воры ночью проникли в загон, похитили несколько овец и хотели уйти. Но Бог, любя угодника Своего и охраняя его скудное имущество, невидимыми узами крепко связал воров, так что они не могли выйти из ограды, где и оставались в таком положении, против воли, до утра. На рассвете святой пришел к овцам и, увидев воров, связанных силою Божиею по рукам и по ногам, своею молитвою развязал их и дал им наставление о том, чтобы не желали чужого, а питались трудом рук своих; потом он дал им одного барана, чтобы, как он сам сказал, “не пропал даром их труд и бессонная ночь”, и отпустил их с миром. 3

...На работу Анна пришла с таким чувством, словно ком в ее горле окаменел. От возмущения дрожали руки. А здесь царила обычная утренняя суета. В маленькой комнатке-раздевалке сотрудницы торопливо переобувались, кто стоя, кто сидя стягивая сапоги, причесывались, красили ресницы и губы ...

- Да на тебе просто лица нет! - ахнула подруга. - Что случилось?!

Анечка рада была отвести душу рассказом.

- Бедняжка! - потрясла рыжими крашеными кудряшками Рита. - Слушай, выпей стакан воды, хоть немного успокоишься.

И за руку потащила ее к графину. Графин был почти пустой. Рита многозначительно расширила подведенные глаза, зашептала:

- Это Лика все выпила: уже два стакана с утра! Слушай, ну точно: ждет ребенка, - самый верный симптом!

Лика была самой молодой сотрудницей их отдела, и она только еще собиралась замуж. Анне она не очень-то нравилась: на редкость безалаберная девица. Поэтому она, выливая в стакан остаток воды, согласно кивнула Рите:

- С этой станется... Еще неизвестно, выйдет ли замуж!

Немедленно что-то тревожное, томительно-неуютное шевельнулось в ней, но Анна, подумав, этому мысленно возразила: “Я не осуждаю, а рассуждаю. Я правду сказала”. И стала медленными глотками пить холодную воду. Это действительно успокаивало.

И отступил от нее Ангел.

Век четвертый от Рождества Христова...

Рассказывал авва Дорофей:

...Однажды к авве Аммону пришли в смущении братия и сказали ему: “Пойди и посмотри, отче, у такого-то брата в келлии женщина”. Какое милосердие показала, какую любовь имела святая оная душа! Поняв, что брат скрыл женщину под кадкою, он пошел и сел на оную и велел им искать по всей келлии. Когда же они ничего не нашли, он сказал им: “Бог да простит вас”. И так он постыдил их, утвердил и оказал им великую пользу, научив их не сразу верить обвинению на ближнего; и брата оного исправил, не только покрыв его по Боге, но и вразумив его, когда нашел удобное к тому время. Ибо, выслав всех вон, он взял его за руки и сказал: “Подумай о душе своей, брат”. Брат сей устыдился, пришел в умиление и тотчас подействовало на душу его человеколюбие и сострадание старца... 4

Не успела Анна допить свою воду, как из коридора донесся энергичный голос начальницы:

- Девочки! Де-вочки! На совещание!

Все послушною вереницей заторопились в ее кабинет: по субботам с утра читателей обычно немного, и кто-то вверху решил, что это подходящее время для ежемесячной промывки мозгов. Только теперь Анечка вспомнила, что должна делать доклад. Им с Ритой было поручено пройтись по следам работы четырех молодых сотрудниц -- “нового поколения”. Качество ее оказалось не ахти какое. Правда, более старших сотрудниц они не проверяли и с молодыми не сравнивали. Но ведь это было бы непедагогично? И о том, что все ошибаются, лучше уж помолчать...

Когда все расселись по стеночке, Анна открыла блокнот, встала со стула и принялась зачитывать девчоночью неутешительную статистику. Кем и сколько не на место поставлено книг, кем и сколько сделано опечаток, кто и когда отсутствовал на рабочем месте, собирая очереди профессоров... Утренний стресс странно подбавил ее интонациям убедительности. Девочки одна за другой опускали головки, Лика пару раз шмыгнула носом...

Потом начальница толкнула строгую и идейную речь...

Не сказать, чтобы Анечке вся эта публичность была по душе. Но разве это не долг ее, успокаивала она себя. Ведь их надо воспитывать? Девочкам полезно. Лучше будут работать. И все так считают.

Но почему-то с собрания все расходились, не глядя друг на друга...

Век четвертый от Рождества Христова...

Однажды в скиту было собрание по случаю падения одного брата. Отцы говорили, авва Пиор молчал. Потом он встал и вышел, взял суму, наполнил ее песком и стал носить на своих плечах. Насыпал также немного песка в корзинку и стал носить ее перед собой. Отцы спросили его: “Что бы это значило?” Он сказал: “Эта сума, в которой много песка, означает мои грехи. Много их, но я оставил их позади себя, чтобы не болезновать и не плакать о них. А вот это - немногие грехи брата моего, они спереди у меня, я рассуждаю о них и осуждаю брата. А не должно бы так делать! Лучше бы мне свои грехи носить спереди, скорбеть о них и просить Бога о помиловании меня!” Отцы, выслушав это, встали и сказали: “Вот истинный путь спасения!” 5

После утренних встрясок сесть наконец за компьютер показалось истинным удовольствием. Погрузиться в работу и ни о чем больше не думать! Забыть обо всем. Да и что напрасно мучить себя невнятными эмоциями, если уверена, что поступаешь правильно?!

Век пятый от Рождества Христова...

Когда настало время кончины аввы Агафона, он пробыл три дня без движения, лежал с открытыми глазами и смотрел в одном направлении. Братия толкнули его, сказав: “Авва! Где ты?” Он отвечал: “Предстою суду Божию”. Братия сказали ему: “Отец! Неужели и ты боишься?” Он отвечал: “Хотя я старался всеусиленно исполнять заповеди Божии, но я человек и не знаю, угодны ли мои дела Богу”. Братия допытывались: “Неужели ты не уверен, что твои дела благоугодны Богу?” Старец отвечал: “Невозможно удостовериться мне в этом прежде, нежели предстану Богу, потому что суд Божий - это одно, а человеческий - это другое”. Когда братия хотели задать еще один вопрос, он сказал им: “Окажите любовь, не говорите со мной, потому что я занят”, - и тут же испустил дух с радостью. Братия видели, что он кончился, как бы приветствуя своих возлюбленных друзей... 6

Наконец подтянулся вечер. Домой! Женщины торопливо доделывали дела, выпроваживали увлекшихся читателей, раскидывали книги...

Анна вышла на улицу и с наслаждением вдохнула сырой свежий воздух. Весна!

Уже стемнело, кругом сияли оранжевые огни фонарей, пульсировал разноцветный неон вывесок, витрин и реклам, уютно светились окна домов... Невдалеке в фиолетово-черном небе сиял золотом крест. Анечку так и потянуло туда. Нет, возразила она, нет, и служба уже кончается, и она так устала, а дел еще невпроворот: и рис назавтра сварить, и орехового печенья купить, да пока еще до дома доедешь... Нет, она завтра сходит в храм, ведь воскресение - завтра. И она повернула в другую сторону. Ангел заплакал и, оглядываясь на храм, побрел за ней.

В церкви, исполненной благодати, служили всенощную Крестопоклонной недели и как раз выносили из алтаря для поклонения украшенный цветами Крест...

Век шестой от Рождества Христова...

...Авва Феодул рассказывал о великом старце Христофоре: старец однажды поведал мне следующее: “Однажды из монастыря пошел я во святой град на поклонение святому Кресту. Поклонившись и уже выходя, вижу одного брата при входе в предхрамие: ни входит во храм, ни назад не возвращается. Два ворона смело летали пред лицом его и бросались к его глазам, препятствуя ему вступить в храм. Поняв, что это демоны, я говорю ему:

- Скажи мне, брат, зачем стоишь среди входа и не идешь во храм?

- Прости, отче, - отвечал он, - я борюсь с помыслами; один внушает мне: войди, поклонись святому Кресту, а другой говорит: нет, ступай назад и исполни свое дело. В другой раз поклонишься.

Услыхав это, я взял его за руку и ввел в храм. Вороны тотчас улетели. Заставив его поклониться святому Кресту и святому Христову Воскресению, я отпустил его с миром”.

Вот что рассказал мне старец, потому что видел, как я был занят многими делами и не радел о молитве. 7

Путь к метро проходил по старинной улочке. Узенькая, с косыми тесными тротуарами, она была вовсе не приспособлена к современной раскованной жизни. Правда, днем это не бросалось в глаза. Но вечером, когда оживали ее дома, вспыхивая голубым и алым неоном, выставляя из своих загадочных недр могучих черных охранников, почему-то похожих на уголовников, и притягивая вереницы сверкающих иномарок, - вечером одинокому пешеходу здесь делалось неуютно.

Неодобрительно косясь на темные, попарно стоящие тут и там, явно вооруженные фигуры, Анна спешила, как могла. Казино! И неизвестно, что еще там у них, за намертво затемненными окнами. Веселятся в пух и прах... Ничего, а она зато - спасается...

Внезапно возле нее раздался скрежет и свист тормозов, потом высокий, громкий гудок... и Анечка поняла, что ее посреди тротуара чуть не сбил “мерседес”. Но извиняться никто не собирался. Выскочивший шофер распахнул заднюю дверцу - и в трепетном неоновом свете из нее явилась красавица блондинка в черном мерцающем платье под распахнутым голубым норковым манто. Совершенно роскошным манто.

Анечка спохватилась: она стояла перед проклятой иномаркой и завороженно глазела на дамочку, точно девчонка. Сейчас же она сделала равнодушное лицо и зашагала прочь. Возмущение, раздражение, гнев так и кипели в ней. Наезжают, нахально гудят - и даже не смотрят! Наворовали денег, нахапали, хозяева жизни... Какая роскошь, и никаких забот! Стоит им лишь пожелать - и все у них будет, все... А тут... Анечка косо взглянула на свою старенькую куртку... Беспросветно... Ну ничего, ничего, зато я знаю другое, настоящее, - стала она утешать себя, - я спасаюсь. У меня впереди - Царство Небесное, обители рая. А все их богатства - только на время, есть они - и нет их, словно призрак исчезнут, и воспоминания не останется... Но какое манто!!! И Анечке невыносимо ярко представилось, как она была бы в нем хороша...

Век четвертый от Рождества Христова...

Однажды святой Афанасий Александрийский попросил отца Памву прийти к нему в Александрию. Пришедши в город, тот увидел женщину, разодетую на соблазн людской. И заплакал старец. Тогда братья спросили его:

- Что ты плачешь, отец?

Он отвечал:

- Я плачу по двум причинам: о погибели души этой женщины и о том, что у меня нет такого усердия к своей душе, какое она имеет к своему телу. Она разукрасилась так, чтоб угодить людям, а я не забочусь украсить свою душу, чтоб она угодна была Богу... 8

Дома Анечка решила себя вознаградить за все неприятности этого дня. Да и есть хотелось ужасно, даже голова кружилась. Ничего не поделаешь: пост, еда не питательна. Но зато у нее приготовлено несколько превосходных блюд! Она достала из холодильника фасолевое рагу, жареные с овощами кабачки, маринованные грибочки, поставила жариться картошку. Муж нетерпеливо заглянул в кухню:

- Скоро будет готово?

- Через десять минут, немножечко погоди. А на завтра приготовлю креветки с рисом и куплю орехового печенья: я узнала, оно постное. Даром, что пост, а столько всего вкусного можно придумать!

- Давай, давай, - поторопил супруг, - соловья баснями не кормят!

Анечка вздохнула и молча стала придумывать, чтобы еще вкусненького состряпать: ведь сам же потом будет рад...

Век шестой от Рождества Христова...

Записывал блаженный Иоанн по прозванию Мосх, неутомимый путешественник ради пользы душевной: “ Пришли мы к авве Иоанну, из Петры: я и друг мой Софроний, - и просили у него наставления. Старец сказал нам:

- Возлюбите нищету и воздержание. Поверьте мне: когда я еще в молодости был в скиту, один из отцов заболел селезенкою. В четырех лаврах скита искали немного уксусу и не могли найти. Такова была у них нищета и воздержание! А между тем отцов было около трех тысяч пятисот человек...” 9

Наконец, она позвала к столу мужа и сына, все поужинали и мирно разошлись по своим углам, а Анечка все никак не могла успокоиться. ...Безумный какой-то сегодня выдался день, с утра - одни неприятности, одни искушения... Она читала вечернее правило. А мысли кружились, кружились, не утихали, в воображении вновь и вновь проносились события дня. Воры... Новые русские... Охранники под неоном... Ах, какое манто... Иномарки! А она - на метро, с цыганками!.. Какая усталость, невозможно сосредоточиться, ноги гудят... Еще три молитвы...

Век пятый от Рождества Христова...

Когда преподобный Сисой был при смерти, (причем в это время у него находились братия), просветилось лицо его, как свет, и он сказал братии:

- Вот, пришел авва Антоний.

Затем, немного помолчав, он снова сказал:

- Вот, пришел лик пророков.

И снова он просиял еще более и сказал:

- Вот, пришел лик апостолов.

И вдвойне просияло лицо его, и он беседовал с невидимыми лицами.

Братия спрашивали его, говоря:

- Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?

И он сказал им:

- Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, дабы они оставили меня на короткое время, чтобы я мог покаяться.

- Тебе нет нужды в покаянии, отче, - сказали ему братия.

На сие старец ответил:

- Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего.

Но все братия знали, что он совершен в добродетелях.

После сего он снова просиял еще сильнее и лицо его стало как солнце, и все убоялись сего. Тогда старец сказал:

- Вот, приходит Господь, взирайте все. Он говорит: принесите Мне избранный сосуд из пустыни!

С сими словами преподобный предал дух свой Господу. В сей момент появилась молния и храмина наполнилась благоуханием... 10

День окончился. В общем-то, обыкновенный день. Быстренько договорив молитвы, Анечка поспешила в постель: завтра снова рано вставать - в церковь, на службу. И заснула, не думая о том, что она потеряла и приобрела ли что в этот день. Но скорбел о ней ее Ангел и, охраняя ее сон, всю ночь молился о ней...

Наутро муж, даром, что воскресенье, отправился на работу, сына было не разбудить, и Анна пошла в храм одна. Народу там было полным-полно. Анечка понимала, что должна бы была этому радоваться. Но не получалось: слишком тесно, и душно, и кто-нибудь время от времени стучит, крестясь, то по спине, то по плечу. Толпа ей мешала молиться всегда. Не умела она - в толпе... Но она добросовестно пыталась сосредоточиться, вслушиваясь в пение хора... На женщине перед ней был очень красивый платок. Интересно, где такие продают? А как красивы будут люди в раю... Одежды, наверное, будут переливаться и меняться по настроению человека. А венцы на праведниках - сверкать... не то, что неон... А норковое вчерашнее манто, верно, легонькое, как пух, - не давило бы на плечи, если одеть на службу, не то что ее дубленка... Ничего, немножко осталось: вот уже батюшка проповедь завершает. Господи, помилуй! Есть, однако, хочется, сейчас печенья купить - и можно целый день ничего не делать...

Век четвертый от Рождества Христова...

...В одну из ночей диавол, постучавшись в двери келлии Макария Александрийского, сказал:

- Встань, авва Макарий, и пойдем в собор на пение.

Он же, будучи исполнен божественной благодати, узнал вражеские козни и отвечал:

- О, лжец и ненавистник добра! Какое тебе общение и какая дружба с собранием святых?

- Разве ты не знаешь, Макарий, - сказал на сие диавол, - что без нас не совершается ни одно церковное пение и ни одно монашеское собрание? Иди же, и ты увидишь наши дела.

Старец отвечал:

- Да запретит тебе Господь, лукавый бес!

И, обратившись затем с молитвою к Господу, стал просить, дабы Он явил ему - справедливо ли то, о чем, похваляясь, говорил диавол. И вот, когда наступило время полунощного пения, Макарий пошел в собор и снова молился про себя Богу, дабы Он открыл ему - справедливо ли сказанное диаволом. Спустя несколько времени преподобный увидал в церкви, в образе некиих малых отроков, черных эфиопов, быстро бегавших туда и сюда, как бы летающих. В монастыре был обычай, чтобы псалмы произносил один инок, между тем как все прочие братия сидели и слушали. И вот малые эфиопы эти подсаживались к каждому брату и смеялись, и если они двумя пальцами касались чьих-либо глаз, тогда тот брат немедленно начинал дремать, а если кому клали палец на уста, тот скоро отрезвлялся. Перед иными же они ходили в виде женщин, а перед другими представлялись как бы желающими нечто создать, или принести, или устроить различные дела. И то, что бесы, насмехаясь над кем-либо, представляли, то же самое иноки те помышляли в сердцах своих. От некоторых же иноков, если бесы начинали перед ними делать что-либо подобное выше сказанному, они внезапно были отгоняемы некоей силой, стремглав выталкиваемы и более не осмеливались ни останавливаться перед таковыми, ни проходить мимо них. Над иными же, слабейшими братиями, нисколько не внимательными к молитве, они надругались, сидя на их шеях и плечах. Видя сие, преподобный Макарий тяжко вздохнул и, заплакав, начал молиться Богу:

- Господи! Взгляни и не умолкни! Воскресни, Боже, и пусть рассеются враги Твои и да бежат от лица Твоего, так как душа наша наполнилась поруганием.

После отпуста авва Макарий начал подзывать к себе каждого инока по одиночке и испытывать у него, о чем он помышлял во время церковного пения. Каждый исповедывал ему свои помышления и, таким образом, явно обнаружилось, что помышление каждого было именно о том, о чем, надругаясь, представляли пред ним бесы... 11

Кончилась служба, и Анечка медленно, устало зашагала домой. Все-таки от строгого поста ощутимо уходят силы, - вздыхая, думала она. Но надо же спасаться. Слава Богу, она знает, что выбор у человека только один: или рай, или ад... Ее взгляд неодобрительно задержался на очереди возле мясного фургона - это в Великий-то пост! Эти о выборе явно не знали. Или не желали знать. Следующая очередь стояла у молочной палатки. Анечка очень любила творог. Она вздохнула, взглянув на витрину. И сейчас же отвела глаза. Нет, не хотела бы она променять Царствие Божие на пищу и питие... Да, это где-то сказано: “Царствие Божие не пища и питие, но радость...” Нет, не вспомнить...

Она добралась до дома, напилась чаю с печеньем и, усталая, прилегла. И снова пришли ей на ум слова из Писания: “Царствие Божие не пища и питие...” А как же дальше? - силилась припомнить она, словно качаясь на волнах полусна. Нет, не вспоминались слова. Но уж конечно, вздохнула она, рай - это утешение за все. И все ее несчастия снова явились ей. Захотелось плакать, так жалко стало себя...

- Чего же ты хочешь? - услышала вдруг она.

Голос был кроткий и грустный. Она взглянула... И увидела Ангела! Лик прозрачной, светящейся чистоты и глаза... - огромные, несказанные глаза, в которых виделось Небо.

Не чувствуя себя, она поднялась. О чем он спросил? Чего она хочет?..

- Да, - снова спросил ее Ангел, - чего ты хочешь? О чем ты плачешь? “Смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?”12Ты исполняешь внешнее и совсем забыла о главном. Какого рая ты ищешь? - И добавил, отчего-то вздохнув: - Пойдем, я покажу тебе твой рай.

Он взял ее за руку - и вдруг она непонятно как оказалась в храме. О, это был не обыкновенный храм! Колонны и стены как будто сделаны были из цельных драгоценных камней, и глубина их мерцала розовыми, золотистыми, изумрудно-зелеными огнями. Жемчужно-белый пол переливался всеми цветами радуги. Окон не было видно, но откуда-то сверху лился солнечный яркий свет...

Оглядевшись, Анечка удивилась тому, что людей здесь было очень немного. Лишь вдалеке, возле рубиновых ступеней солеи, стояло несколько человек в широких, светлых, длинных одеждах. Они пели. "Молятся", - поняла она. И стала слушать... Служба шла и шла, но почему-то никак не кончалась. И как ни красиво и просторно было вокруг, как ни хорошо они пели, - словом, как ни похоже было все это на Анечкины заветные мечты, - она наконец поняла, что просто не может здесь больше стоять и почему-то совсем не может молиться. И едва лишь она подумала так, как все мгновенно исчезло, - и она вместе с Ангелом оказалась в саду. Прекрасные глаза ее спутника как будто углубились и потемнели от грусти, и он сказал:

- Может быть, здесь тебе понравится больше.

Анечка огляделась, и сладкая нега охватила ее. Это был просто сказочный сад. На разнообразных деревьях, среди радосто-зеленой шелестящей листвы, красовались зрелые плоды, теплый воздух благоухал дивными ароматами, земли не было видно под разноцветным ковром трав и дивных цветов. Как завороженная, она пошла меж деревьев, подставляя лицо нежному душистому ветерку. Сочные даже на вид плоды так и просились попробовать их. Один, напоминающий персик, оказался прямо перед ней. “Ну что же, ведь это рай?” - подумала она и сорвала его. Ничего подобного она в жизни не ела! Надо бы и другие попробовать!

Как долго она гуляла по саду, любовалась цветами и ела фрукты, Анна бы ни за что не смогла сказать. Устав, она увидела на поляне золотой, окруженный цветами трон, - и с удовлетворением уселась на его мягкую подушку. Посидела, огляделась. И неожиданно для себя самой вздохнула: а дальше что? Так и бродить тут между деревьями? А где же Ангел? И сейчас же увидела его: он оказался за плечом.

- Здесь даже не с кем поговорить, - пожаловалась она. - Почему здесь никого нет?

Ангел вздохнул, и ей показалось, что в очах его блеснула слеза.

- Хорошо, - сказал он вместо ответа, - пойдем в другое место.

И немедленно она оказалась в огромном зале за длинным широким столом, сплошь уставленным огромными блюдами со всяческими деликатесами. Уж здесь-то точно было с кем поговорить. Ни единого свободного места не было за столом. Все очень деликатно вкушали от ароматных снедей и говорили. Анна прислушалась. Говорили как будто о Боге, но она, как ни старалась, ничего не могла понять. Смысл их бесед, неуловимый, ускользал от нее, словно то, что ими облекалось в слова, не вмещала ее душа.

Очень скоро она устала слушать непонятные речи, и вдобавок ей стало страшно, что ее о чем-нибудь спросят - и все поймут, что она здесь чужая. Анечке стало не по себе, неуютно ей стало в этом роскошном зале, за изобильным гостеприимным столом... и скучно. И сейчас же раздался голос Ангела:

- Хорошо, пойдем.

Самого его она на сей раз не увидела, но зато оказалась на улице города. И что это был за город!

Он весь сверкал самоцветами. Совсем как церковь, где она в начале молилась. Разноцветные дома и дворцы были словно выточены из драгоценных камней, и перед глазами так и играли блики и переливы света. Радужный перламутр мостовой оказался не скользким, а по хрустальным стокам, журча, струилась прозрачная вода. Анна пошла по улице, разглядывая затейливые дома. Вдруг ее взгляд упал на подол ее собственного платья. Оно было ярко-зеленым и тоже переливалось. Очень красиво, с удовольствием подумала она, но серебристый цвет был бы лучше... или аметистовый... И тут же с изумлением увидела, как платье ее становится хрустально-серебряным, и сразу же - бледно-лиловым, со струящейся фиолетовой волной... У Анечки даже дух захватило. Она принялась рассматривать свой наряд в зеркальном окне соседнего дома, потом - в гладкой серебряной стене следующего дворца... И долго шла, любуясь городом и собой.

Наконец, и это ей надоело. Странно, но людей почти не было видно и здесь, лишь в отдалении иногда кто-то мелькал. Впрочем, она теперь слегка побаивалась здешних жителей. Неизвестно, о чем тебя спросят.

Усталая, брела она вдоль очередной блистающей улицы, не зная, что с собой делать дальше, когда из-за угла показался высокий стройный юноша в длинной льняной одежде. Он весь так и светился тихою радостью, но вовсе не юной и бездумной, а совсем иной... “Благодатной”, - поняла вдруг Анна. Он, любуясь, притронулся к стене янтарного дома и произнес благоговейно: “Слава Богу!” Опустил кончики пальцев в фонтан хрустальных плещущих струй и радостно прошептал: “Слава Богу!” Поднял глаза на ослепительно сияющий Крест (Анна только теперь заметила, что Он возвышается над городом), опустился на колени, перекрестился и трепетно воскликнул: “Слава Богу!”

Анна с недоумением смотрела на него. Какой непосредственный, эмоциональный юноша. В ней вовсе не отзывался такой восторг.

И точно в ответ он встал, обернулся к ней и с появившимся вдруг во всем его облике совсем не юношеским скорбным состраданием сказал:

- Пост - для тела, тело - для души, а душа - для радости в Боге. “Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе”. 13 Какого же рая ты хочешь, если душа твоя спит? Пробудись!

И строго посмотрел на нее. И она увидела, что у него - глаза ее Ангела.

И проснулась.

Мирно тикали часы, весеннее солнце светило в окно, на улице чирикали воробьи. Анна посмотрела на циферблат... Она спала несколько минут. Или... не спала? Голова была ясной и свежей, как не бывает после дневного сна. Но тогда - что же это было?! Все, что она увидела, так и стояло перед ней. Но что-то во всем этом было не так...

Там было так скучно!

Но в настоящем раю не может быть скучно! Во всяком случае тем, кто его достоин.

Хотя... разве не так она представляла себе его, когда утешала себя? Не она ли мечтала о просторной церкви, о благоуханных садах, о том, что не будет темных и страшных улиц, суеты, бесчисленных дел и... постов? Да, это был "ее" рай, верно сказал ей Ангел... И со всем этим она как-то не совмещалась...

Что же? Ей показали зачем-то неправильный рай? Или... она недостойна, и чего-то очень важного для Царствия Божия нет в ней самой? Или... и то и другое? В ушах ее прозвучало, как недавно въяве услышанное:

-...Ты забыла о главном! Пробудись! "Царствие Божие... праведность и мир и радость во Святом Духе..."

Анна провела рукой по глазам, словно вновь просыпаясь.

Всего несколько раз в жизни она испытывала радость во Святом Духе. Это было, когда она подала свою первую милостыню, когда в первый раз причастилась, когда читала книгу о древних подвижниках, - вот и все, пожалуй... Значит, Царствие Божие было в ней... Звало ее... А она отвернулась, забыла о том, что оно должно быть в душе... Вот чего не хватало ей в "ее" раю - собственной ожившей души!

От этой мысли Анечка встала. Прошла по комнате, остановилась возле окна, ничего не видя перед собой...

Она начинала понимать, что она видела сейчас.

Почему ей было скучно в просторной церкви, почему ей нечего было делать в саду, почему не поняла она смысла слов на пиру, почему она любовалась городом и собой вместо того, чтобы славить Бога, создавшего эту красоту, почему ей ни разу не захотелось благодарить Его.

Душа ее заснула задолго до этого сна.

Ей вспомнились ясные, скорбные очи грустного Ангела... А ведь он, наверное, и теперь еще рядом, - подумала вдруг она, - и всегда был рядом, и молился о ней, и охранял, и заботился так же, как сейчас в этом сне...Непрестанно и бескорыстно... Потому что он - Ангел Бога любви.

И тогда, вопреки всему горькому, что она увидела и передумала, Анечка почувствовала себя счастливой. Ее любили. Ее защищали. Ее прощали. Ее ни на минуту не оставляли. Ее, виноватую кругом...

Она смотрела в синеющую вечернюю даль за окном - и улыбалась. Все мироздание существовало для нее, надо было только на самом деле захотеть его принять...

Ей больше не хотелось плакать, не было жаль своих утрат и трудов. Она была счастлива.

Бог милости и любви сегодня снова позвал ее.

Примечания.

* Издано в книге: В. Ульянова. Дарованный путь. М., 2005.

1. Святитель Игнатий Брянчанинов. Отечник. М., 1993, с.107-108.

2. Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц январь. Кн.5 ч.2. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1993, с.143-144.

3. Там же, кн.4, с.346-347.

4. См.: Авва Дорофей. Душеполезные поучения. М., 1999, с.96.

5. Отечник проповедника. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996, с.335.

6. Там же, с.184.

7. Луг духовный. М., 1996, с.127.

8. Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц июль. Кн.11. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1992, с.395-396.

9. Луг духовный. М., 1996, с.139.

10. Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц июль. Кн.11. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1992, с. 119-120.

11. Там же, месяц январь, кн.5, ч.2, 1993, с.162-163.

12. Лук. 11, 35.

13. К Римл. 14, 17.


Hosted by uCoz